Гасс Уильям - Мальчишка Педерсенов
Уильям Гасс
Мальчишка Педерсенов
Часть первая
1
Большой Ханс закричал, и я вышел. В хлеву было темно, а на снегу го-
рело солнце. Ханс что-то нес от яслей. Я крикнул, но Ханс не услышал.
Когда я подбежал к крыльцу, он уже был в доме.
Он принес мальчишку Педерсенов. Ханс положил его на стол, как окорок,
и стал наливать чайник. Он ничего не говорил. Наверно, решил, что крик-
нул раз - и хватит шуму. Мама снимала с мальчишки одежду, залубеневшую
от мороза. Она дышала с присвистом. Чайник налился, и Ханс сказал:
Принеси снегу и зови отца.
Зачем?
Принеси снегу.
Я взял из-под раковины большое ведро и лопату возле печки. Я старался
не торопиться, и никто ничего не говорил. У крыльца был сугроб, я нарыл
оттуда. Когда принес, Большой Ханс сказал:
Тут угольная пыль, неси еще.
Уголь не вредный.
Неси еще.
Уголь греет.
Этого мало. Заткнись и отца зови.
Мама раскатывала на столе тесто, и Ханс кинул мальчишку Педерсенов
туда, как начинку. Почти вся его одежда уже валялась на полу, напускала
лужу. Ханс начал тереть ему лицо снегом. Мама перестала снимать с него
вещи и просто стояла возле стола оттопырив руки, как будто они мокрые, и
глядела сперва на Ханса, потом на мальчишку.
Зови отца.
Зачем?
Сказано тебе.
Отец же. Он это.
Я знаю. Зови.
Я нашел картонный ящик из-под сгущенки и нагреб в него снегу. Оказа-
лось маловато, как я и думал. Нашел еще один, из-под консервированного
супа. Выбросил из него тряпки и губки и тоже набил снегом - разобрал
весь сугроб. Снег протает сквозь дно, но это не мое дело. Мальчишка уже
лежал голый. Я был доволен, что у меня длиннее.
Похож на больного поросенка.
Заткнись и зови отца.
Он спит.
Да.
Не любит, когда будят.
Знаю. Хуже твоего, что ли, знаю? Зови.
Что от него проку?
Нам нужно его виски.
Оно ему самому нужно. В морде щель залить. Если осталось чем.
Чайник свистел.
А с этим что делать? спросила мать.
Погоди, Хед. Ну-ка, зови. Я устал разговаривать. Зови, слышишь?
С этим что делать? Все мокрое, сказала она.
Я пошел будить отца. Он не любил, когда его поднимали. Ему далеко и
тяжело выбираться оттуда, где у него сон. А до мальчишки Педерсенов ему
столько же дела, сколько мне. Мальчишка Педерсенов - это просто мальчиш-
ка. Он мало значит. Не то что я. И папа разозлится сослепу, выбираясь
оттуда, где у него сон. Я решил, что ненавижу Большого Ханса - хотя для
меня это никакая не новость. Я ненавидел Большого Ханса, потому что
знал, как заморгает на меня папа - как будто я снег под солнцем и хочу
его ослепить. Глаза у него были старые и всегда-то плохо видели, а на-
лившись виски, выпучатся на меня и загорятся красной злобой. Я решил,
что и мальчишку Педерсенов ненавижу - за то, что умирает там без меня и
даже посмотреть не могу на это, - умирает, чтобы Хансу было интересно, а
я должен наверх идти по скрипучей лестнице и выстуженному коридору туда,
где папа лежит, как куча навоза под снегом, храпит и свищет. Плевать ему
на мальчишку Педерсенов. Ему мальчишка Педерсенов ни к чему. Ни к чему,
чтобы его будили, сливали его выпивку мальчишке в зоб, а вдобавок занач-
ку его раскрыли. Это его и трезвого разозлило бы. Я старался не спешить,
хотя зяб и мальчишка Педерсенов лежал на кухне.
Отец был весь завален, как я и думал. Я толкнул его в плечо и позвал
по имени. Имя, наверно, он услышал. Храпеть перестал, но не пошевелился,
только отвалился вбок, когда я его толкнул. Одеяло сползло с его тощей
шеи, и я увидел его голову, всю в белом пуху, как одуванчик, но л
